Как-то я решила пригласить к нам в гости свою бабушку. Этот приезд запомнился нам всем. Бабуля наша всегда нас всех радовала своей добротой и хорошим настроением. Даже если кто-то из нас хандрил, то она утешала так ласково, что теплее становилось на душе. Бабуля говорила: — Ну что детонька, головушку склонила и молчишь? Ни как горюшко приключилось? — и она гладила по голове и присаживалась рядом. Потом она обязательно что-то рассказывала о своей молодости и слушая ее, я понимала, как тяжела была тогда жизнь и что пришлось ей претерпеть… . Бабуля строго посмотрела на меня, задумалась и потом начала свой рассказ. Однажды когда я была еще ребятенком, мой отец поехал на своей телеге в лес. Зябко было в ту зиму, метели кружили, да ветер злобный выл за окнами. Мы с мамкой-то хотели уже почивать пойти, на лавке одеяльце расстилили и ложиться собирались, как в дверь постучали. Мамка-то моя сразу вздрогнула и выскочила к двери открывать. Ну открыла, думая, что это папанька наш уже вернулся, а вошли двое молодцов, от них морозом дыхнуло, я за печку спряталась, испужалась их больно. А мамка моя забегала, закружилась, на стол им собирала. Эти ночные гости-то были папанькины дружки. А пришли они не просто так к нам, да только не сказали сразу-то. Как отужинали, так и на мамку мою бородатый дядька-то и уставился и громко так сказал: — Ну, Мария, готовься к худшему… . Ванька-то твой в лесу нынче помер. Придавило его ветхим деревом… Там мужики уже все собрались, скоро и привезут…. Мамка моя побелела вся словно снег в поле, так и села на лавку. Потом как запричитает… ну по теперешнему, это заплачет… Оделась быстрехенько и только ее и видели, убежала, хлопнув дверью. Я осталась с одним толстым дядькой сидеть. Мне было жутко и сердечко мое билось так сильно, словно хотело вырваться из груди. А дядька тот мне и стал говорить: — Не бойся, девка, вреда не причиню… я мужик добрый, у самого трое таких, как ты. Чумазая ты, да и ножища грязные какие у тебя… — он поворчал и отвернулся. А я ему и отвечаю: — Воду таскать мать не разрешает, мала еще я, а ей некогда, не успевает она и за скотиной ходить, и дом прибрать, да папке обеды готовить… Я помоюсь, дяденька, завтра… ладно? — тихо спросила я. Он угрюмо кивнул и спросил меня тогда: — А как ты разумеешь, мамка твоя может меня-то полюбить? Я-то один остался, женушка моя родненькая померла, оставив мне троих ребятушек. Вот вам было бы весело, ты бы не грустила тогда, Полюшка… Я-хороший человек, работящий и мамка мне твоя давно нравится… . Тебя бы я удочерил, а Настасья — это моя старшая, ей уже 14 годков, тебя бы купала и косы плела… . Я пожала плечами и примолкла, думая про папаню, как ему там наверное было страшно… . Но так и случилось, уже через год мы жили все вместе. Трудные времена были, тяжко на душе у мамки еще долго было, мы с ней вместе частенько плакали и жаловались всем на свою судьбинушку…. Но мы продолжали жить и мечтать, так и знай! Бабушка вздохнула и погладив снова меня по голове, улыбнулась.-Ну чего уж там, горе-горюшко… вставай и пошли-ка чаевничать. Небось про беду свою и позабудешь…. И так было всегда. Она никого не оставит без внимания и заботы, всем историю расскажет и заставит задуматься, а так ли велика наша проблема, в сравнении с тем, что она рассказывает… .
