Кто творит добро, имея неограниченную возможность делать зло, тот достоин похвалы не только за содеянное добро, но и за все то зло, которого он не делает. Могу тебя уверить, гордый рыцарь, что ни в одном из самых страшных сражений не проявлял ты столько мужества, сколько проявляет его женщина, когда долг или привязанность призывает ее к страданию. Если ты только затем читаешь Библию и жизнеописания праведников, чтобы находить в них оправдание своему распутству и беззаконию, то повинен в таком же преступлении, как тот, кто извлекает яд из самых здоровых и полезных трав. Увы, теперь я знаю, что зрелище победы еще ужаснее зрелища битвы.- ____Ах, Ревекка, — отвечал он, — ты не можешь себе представить, кактрудно человеку, искушенному в рыцарских подвигах, оставаться в без-действии подобно какомунибудь монаху или женщине, в то время как вокругнего другие совершают доблестные подвиги! Ведь бой — наш хлеб насущный, дым сражения — тот воздух, которым мы дышим! Мы не живем и не хотим житьиначе, как окруженные ореолом победы и славы! Таковы законы рыцарства, мы поклялись их выполнять и жертвуем ради них всем, что нам дорого вжизни.- Увы, доблестный рыцарь, — молвила прекрасная еврейка, — что же это, как не жертвоприношение демону тщеславия и самосожжение перед Молохом? Что будет вам наградой за всю кровь, которую вы пролили, за все труды илишения, которые вы вынесли, за те слезы, которые вызвали ваши деяния, когда смерть переломит ваши копья и опередит самого быстрого из вашихбоевых коней? — Что будет наградой? — воскликнул Айвенго. — Как что? Слава, слава! Она позлатит наши могилы и увековечит наше имя! — Слава? — повторила Ревекка. — Неужели та ржавая кольчуга, что виситв виде траурного герба над темным и сырым склепом рыцаря, или то полус-тертое изваяние с надписью, которую невежественный монах с трудом можетпрочесть в назидание страннику, — неужели это считается достаточной наг-радой за отречение от всех нежных привязанностей, за целую жизнь, прове-денную в бедствиях ради того, чтобы причинять бедствия другим? Или естьсила и прелесть в грубых стихах какого-нибудь странствующего барда, чтоможно добровольно отказаться от семейного очага, от домашних радостей, от мирной и счастливой жизни, лишь бы попасть в герои баллад, которыебродячие менестрели распевают по вечерам перед толпой подвыпивших без-дельников?