В шестой главе, где будет полученоизвестие о взятии Пугачевым Нижне-Озерной крепости, расположеннойнеподалеку от Белогорской, и потомукапитан Миронов примет решениеотправить дочь в Оренбург, самавозможность разлуки, кажется, потрясла влюбленных не меньше, чемвесть о приближении Пугачева. «Янарочно забыл свою шпагу иворотился за нею: я предчувствовал, что застану Марью Ивановну одну. Всамом деле, она встретила меня вдверях и вручила мне шпагу. «Прощайте, Петр Андреич! — сказалаона мне со слезами. — Меня посылаютв Оренбург. Будьте живы и счастливы; может быть, Господь приведет нас другс другом увидеться; если ж нет… » Тугона зарыдала. Я обнял ее. «Прощай, ангел мой, — сказал я, — прощай, моямилая, моя желанная! Что бы со мнойни было, верь, что последняя моямысль и последняя молитва будет отебе! » Маша рыдала, прильнув к моейгруди» . Впрочем, главу VI Гринев назвал «Пугачевщина» и посчиталнеобходимым хотя бы одним абзацемобъяснить, откуда свалилась наРоссию страшная беда. Полудикиенароды, не так давно признавшиевладыкой над собой русскою царя, ещене привыкли к российским законам, часто их нарушали и выходили изповиновения. Чтобы удержать их внем, было построено немалокрепостей, защиту которых доверилинемногочисленным гарнизонам, состоявшим из русских солдат ииздавна живущих на яицких берегахказаков. Но казаки и сами любиливольницу и ответили в 1772 годугенералу Траубенбергу на меры понаведению порядка, предпринятые вих войске, сильным волнением. Бунтовщики убили Траубенберга ибыли усмирены «картечью ижестокими наказаниями» . Погашенный бунт оказался, однако, подобен тлеющему костру, о чемсвидетельствовал, в частности, зловещий, зашифрованный дляпосторонних ушей диалог двух казаковво второй главе «Капитанской дочки» — хозяина постоялого двора и тогочерного мужика, который сумелвывести Петрушу из буранной мглы. Уже этот диалог показывал, чтораздуть костер Пугачеву труда несоставит: слишком памятны дляказаков были жестокие наказания. Ауж полудикие народы рады былипоучаствовать в любых беспорядках. Увы, инерция идеологическогопротивопоставления, в данном случаеПушкина и его героя, дает о себе знатьи в постсоветских работах, по-прежнему весьма осложняя длячитателя путь к постижениюпушкинского замысла.
